Мы плутаем в абсолютно безжизненном, ярко-желто-песчаном пространстве. На долгие мили ни единой живой души, лишь пауки да змеи прячутся под камнями. Дороги как таковой нет, и хотя проводники философски произносят фразу «Намиб помнит все», на деле песчаная колея пропадает уже к рассвету. Альберт, что ведет машину, — мой новый герой. Во-первых, он похож на Моргана Фримена каждой морщинкой, разве что чуть моложе. Во-вторых, он посвятил свою жизнь пустыне и знает ее, наверное, лучше, чем себя. В свободное от работы время Альберт изучает и спасает гепардов. И сейчас у нас тоже в какой-то мере спасательная операция: он едет чинить водяную помпу семье химба.
Чтобы присоединиться к нему, мне пришлось два часа лететь на маленьком самолете Wilderness Air из Дамараленда, приземлиться, подняв ворох песка, прямо у границы с Анголой, недалеко от реки Кунене, и поселиться в кемпе Serra Cafema. Здесь, на самом севере Намибии, живут настоящие племена химба. Не те «лубочные», что в Опуво наряжаются за деньги и ходят в супермаркеты голышом. А те, кто живут лишь одной семьей и кочуют с места на место. Деньги их не интересуют, тратить их негде. Ближайший магазин за многие сотни километров отсюда. Кочуют химба за своим скотом. На одном месте остаются не больше трех недель, ведь коровам нужна свежая трава. Весь семейный скарб — пара одеял, котелки да баночки с охрой, которой ежедневно натираются женщины.
У реки химба не селятся, боятся крокодилов. А потому вода считается слишком большой роскошью, и химба попросту не моются. Смесь из толченой охры, камней и коровьего масла предохраняет женские тела от солнечных ожогов, укусов насекомых и поддерживает гигиену тела. Я сижу в машине, разглядывая нескончаемые пески, Альберт пытается по каким-то одному ему ведомым признакам найти новое поселение знакомой ему семьи химба. Когда мы наконец-то находим три хижины, облепленные навозом, солнце входит в зенит и палит нещадно.
Пока Альберт возится с помпой, я пытаюсь наладить общение с матерью семейства. Она вся в заботах, загоняет коров в стойбище, доит их, носит ведра с молоком в тень под дерево. Затем она долго взбивает молоко в масло, помешивает варево на костре. По хозяйству помогает дочь, сыновья и муж сидят неподалеку и пытаются настроить старое радио. Коровы, молоко, обед. Кажется, что главу семьи мало что заботит. Я, вытаскивая, к своему удивлению, какие-то неведомые мне самой феминистские взгляды, интересуюсь, а заведено ли так у них. Альберт, усмехаясь, переводит, и я узнаю, что у отца семейства сегодня болят зубы. Он уже и пожевал листья мопани и даже приложил к деснам толченые зубы зебры. Но пока ничего не помогает. Он зол, и ему не до коров.
Переделав все дела, его жена садится у костра и закуривает самодельную трубку, набивая ее сухой травой. Альберт, склонившись надо мной, выдает очередной секрет химба.
«Они курят, и много. Когда кончается табак или трава, или просто лень идти за ней, могут забить в трубку даже толченый коровий навоз».
Курить навоз я, пожалуй, не смогу даже в пустыне.
Признаться, день в трех хижинах где-то в пустыне Намиба пролетел незаметно. Я нянчила малышей химба, дружелюбно обменивалась жестами со старшей дочерью, училась делать масло. Вернулись в кемп мы уже к вечеру. Там был накрыт традиционный вкуснейший ужин: белые скатерти, меню от шеф-повара, улыбающиеся официанты. В постель в моем доме в Serra Cafema горничная заботливо положила горячую грелку, принесла воды. О той разнице, что лежит между нами и химба, думается весь вечер.