Байкал

Зимний Байкал — еще более притягательный аттракцион, чем Байкал летний. Каждую зиму он покрывается настолько прозрачным льдом, что можно разглядеть нижний край его, льда, метрах в полутора под ногами. Земля на Байкале и вокруг всегда немного ходит ходуном, и пять тысяч микроземлетрясений в год здесь норма. Лед из-за этого расслаивается на тонкие пластины и сбивается в торосы, похожие на груды битого стекла. Из года в год, говорят, на одних и тех же местах от берега до берега пролегают трещины — скромные с виду и очень опасные (поэтому главным «саундтреком» нашей поездки по льду Байкала для меня навсегда останется звуковой сигнал, предупреждающий, что ремни не пристегнуты: на тот случай, чтобы успеть выпрыгнуть из машины, если она начнет уходить под лед.

Из Москвы до Иркутска можно долететь за 5 ч 40 мин рейсами «Трансаэро»

Как в воду глядели

Наша экспедиция началась с посещения Байкальского музея в поселке Листвянка, где меня поразила нерпа Муся — по форме уменьшенная копия дирижабля. Она носилась туда-сюда в аквариуме, а я фотографировала ее через стекло. Совсем скоро мы и сами стали почти что нерпами: в гигантских теплых ангарах поисково-спасательного отряда МЧС нас поджидали барокамера, пара бассейнов с водой восьми градусов тепла (до такой температуры вода в Байкале прогревается летом), а еще — костюм водолаза с круглым шлемом с иллюминатором. Забраться в него можно было лишь с помощью сильных мужчин, да и весил костюм около ста килограммов. Зато уж если ты в него попал, костюм оказывался настолько просторным, что, поговаривают, водолазы умудрялись в нем даже курить под водой: воздух внутрь подавался через шланг, потому что тем, кто спускался под воду в таких костюмах, полагалось не плавать, а ходить по дну приставными шагами.

Пока к костюму стояла очередь, я прошла барокамеру и переоделась в костюм для дайвинга. На тренировке погружаться предстояло в восьмиметровую бочку. Каждого из нас сопровождали спасатели. Но даже я, слабое звено в мужском коллективе, справилась сама, когда зацепилась постромками за лестницу внутри бочки, и вынырнула под аплодисменты

Драма на дне

Наутро трое самых смелых из числа членов нашей экспедиции погрузились на 25 метров уже в озеро у берега близ Листвянки, чтобы собрать экземпляры байкальской фауны для музея и измерить толщину льда. В темную полынью уходили хлипкие шнурочки, единственная связь с внешним миром: за них нашим водолазам полагалось дергать чуть что.

Неподалеку от полыньи околачивался трекол — машина, умеющая плавать. Она сопровождала нас все шесть дней экспедиции, стоило нам выехать на лед. Хотя мы еще носились по горам и степям, взъезжали на скалы и скатывались в низины: Большие Коты, Малое Голоустное, Куртун, Бугульдейка, Сахюрта…

Единственный обитаемый байкальский остров Ольхон запомнился мне мысом Хобой (в переводе с бурятского «клык»), вертикально поднимающимся из озера, обедом в поселке Хужир, во время которого нам подавали омуля во всех видах, и ночной дорогой обратно на материк по ледовой переправе: вокруг не было ничего, кроме звезд.

Заезжали мы и в солнечную обсерваторию. Ее построили здесь потому, что безоблачных дней на Байкале больше, чем где бы то ни было в России, здесь не бывает страшной жары и влажности, а значит, нет марева, когда дрожащий воздух искажает солнечный лик.

Может показаться, что мы только и делали, что ездили по Байкалу и вокруг. На самом деле мы часто часами стояли вразброс на льду, пока наши инструкторы совещались, как переехать трещину на льду — поперек или вдоль берега, чтобы если провалиться, то неглубоко. Однажды мы часа полтора ждали, пока построят из снега и льда настил через невинную с виду промоину (настил построили, но одна машина все же легла на него днищем — ее вытягивали лебедкой).

Так что, если решите повторить мою экспедицию, езжайте на Байкал в феврале или марте: в это время на озере самый крепкий лед.

Главное — наймите инструктора, даже если вы сами прошли все «кэмел-трофи» мира.